Анимация высочайшего полета

Завтра в России начнут демонстрировать крайний кинофильм японского художника, гения докомпьютерной анимации Хаяо Миядзаки. Ежели это и завещание, то обнародованное при жизни. 73-летний мастер здоров и бодр, а о том, что сиим своим 11-м полнометражным фильмом прощается с кино, предупредил нас заблаговременно.

Он не собирается на пенсию, просто будет делать то, с чего же когда-то начал: рисовать комиксы. 1-ые его мульты родились как раз из комиксов про самолеты. Те, что позже ожили в кинофильме «Порко Россо», в истории о летающем свине, мастере воздушного боя с разбитым сердечком. 5 лет выброшено на «Ветер», такового он больше дозволить для себя не может.

В сути одно то, что 12-го кинофильма Миядзаки не будет, принудит пойти на 11-й. В парижском кино, где я смотрел «Ветер крепчает», в первый раз на моей памяти не было вольных мест. У старенького японца много поклонников. Самые умные наслаждались им еще до «Оскара» в 2003 году, приобретенного за «Унесенных призраками». Восхищение прибавилось опосля «Шагающего замка», но поутихло на «Рыбке Поньо на утесе». «Ветер» тем паче понравится не многим.

Ранее Миядзаки делал удивительные вещи, соединяя наш мир с иным, параллельным, живущим по придуманным им законам. Его возлюбленная мысль в том, что этот мир существует рядом и попасть в него можно даже случаем. 1-ый тому пример - «Наш сосед Тоторо», недаром мордочка всевластного духа леса - на эмблеме студии Миядзаки Ghibli. Но рядом c историей Тоторо возникла «Могила светлячков» Исао Такахаты. Ее не пересматривают столько раз, хотя киноленты изготовлены не много что сразу, практически что за примыкающими столами. Так как Такахата вызывает кошмар и боль, а не ведает сказки, на которые так силен Миядзаки.

В «Ветре» как раз незначительно сказки, и вся она упакована в сны героя. В дневном режиме перед нами обыденный байопик про великого инженера, который в изгибе рыбьей кости прозревает набросок самолетного крыла. Нечто вроде русского «Укрощения огня», просто заместо Сергея Царица героем оказывается авиаконструктор Дзиро Хорикоси (1903-1982), создатель лучшего японского истребителя времен 2-ой мировой «Зеро».

Но ежели Цариц проходит создателем «оружия победы», Хорикоси, выходит, создатель «оружия поражения». Япония капитулировала, ее армия была уничтожена. Мы заблаговременно знаем результат. Все, чему он отдал крылья, было разбито, сброшено с неба на землю, сожжено на земле.

Это дозволяет зрителю не строить иллюзий. Миядзаки ведает, как, обожая свою работу, человек теряет все и в самый основной момент его фуррора его караулит несчастье. И поэтому, что историю, в том числе и авиации, пишут фавориты, и поэтому, что выстроить истребитель легче, чем вылечить возлюбленную от туберкулеза. Герой талантлив, порядочен, умен и трогателен, он защищает слабеньких, он верен дружбе и любви, за это он не получает никакой заслуги, не считая посмертного рукопожатия приснившегося ему в детстве итальянца Джованни Капрони, тоже авиаконструктора, тоже чуть не объявленного военным правонарушителем у себя на родине.

Опосля войны настоящий Дзиро Хорикоси прожил практически 40 лет, написал книжку и даже успел выстроить для Стране восходящего солнца ее крайний пассажирский лайнер перед тем, как весь мир пересел на южноамериканские. Но Миядзаки прощается с ним на зеленоватом поле, усеянном рыбьими костями его «Зеро». В сути, это кладбище. Заглавие «Ветер крепчает» у нас чуть не приписали Верлену, но хоть Лафонтену, это непринципиально. Сейчас уже вспомнили, что это строчки из «Кладбища у моря» Поля Валери: «Le vent se leve!.. Il faut tenter de vivre! - Ветер поднимается. Нужно попытаться жить». Это не поэтический перевод, а подстрочник, который повторяют герои по воле самого Миядзаки.

Он знает, что будет позже, но настоящая история творца истребителей нарисована так, как как будто бы она совсем не происходила наяву, а была придумана Миядзаки, как песочные острова «Порко Россо» либо страна волшебника Хоула, по которой тоже прошла война. Сказочно смотрится довоенная Япония (которой Миядзаки толком не застал), ну и военная жизнь нарисована лаского и наивно. Как как будто бы через очки главенствующего героя, не видящего далее собственного носа, и конкретно благодаря этому замечающего только счастье и красоту в общей картине суровых несчастий. Ежели попытаться жить, это и вправду метод из наилучших.