Януковича в Межигорье обслуживали 144 работника

Днепропетровская студентка одолела в межобластном конкурсе проф чтецов им. Леси Украинки


Кровавая жатва

Этот «антипатриотический триллер» поставлен польским режиссером Владиславом Пасиковским на очень неприятную для поляков тему - практически настолько же неприятную, как для российских Катынь. Сходство утежеляется тем, что и в том и в другом случае общее убийство безоружных людей во время 2-ой мировой войны списали на германцев. Но оккупанты в этих определенных вариантах ни при чем. В то время как взятый в плен цвет польского офицерства по приказу из Кремля расстреляли энкавэдэшники, сотки евреев из местечка Едвабне, включая малышей, были сожжены в амбаре: погром инициировали и учинили их польские соседи - добрые католики.

Эта история стала достоянием гласности в 2000 году - опосля публикации книжки Яна Т. Гросса под заглавием «Соседи». Она стала главным источником кинофильма, хотя речь не идет о прямой экранизации. В картине нет ретроспективных военных эпизодов, и действие полностью происходит в наше время, в том самом местечке с разоренным еврейским кладбищем и бедной, полной ежедневных хлопот жизнью местного населения. Сейчас тут обитают только поляки (остатки евреев покинули Польшу опосля антисемитской кампании 1970-х годов). Основной киногерой Юзеф Калина и его старший брат Франек, желая либо не хотя того, начинают ворошить прошедшее родного города, и это приводит к новейшей эскалации насилия, так как все предпочитают похоронить правду и яростно атакуют тех, кто презрел законы местной морали. Робкие пробы приходского ксендза защитить братьев работают лишь до поры до времени. Мирный городок преобразуется в арену военных действий - на сей раз против внутренних противников, которых объявляют «жидовскими прихвостнями», а кинофильм начинает припоминать южноамериканские эталоны жанра guilty town (вестерн о «плохих городах»).

Действия, которые разворачиваются на экране, тем паче поразительны, что ни один из 2-ух основных героев вначале не испытывает особенной симпатии к евреям. Быстрее напротив. Старший брат, издавна перебравшийся на ПМЖ в Чикаго, жалуется, что представители данной шустрой цивилизации прибрали к рукам строительный бизнес не дают полякам-эмигрантам развернуться за океаном. Младший же не от мира этого: случаем наткнувшись на плиты старенькых еврейских могил, он начинает разрывать и очищать их, считывать незнакомые буковкы, даже изучает незначительно иврит. И так погружается в это занятие, что теряет семью, становится в окружении белоснежной вороной, а позже средоточием всеобщей ненависти. Братьями правят упрямство и некий больной энтузиазм: чем больше от их прячется, тем больше охото знать, хотя познание, как понятно, умножает печаль. Открывающиеся подробности истребления евреев ужасны, а целью его кроме остального было отнять их землю: одним из активистов этого дела был отец Юзефа и Франека.

В общем, братья - это бойцы поневоле, а выпавшая на их долю миссия вроде бы сама ведет их по пути познания исторической правды, расплаты и искупления. На этот тернистый путь зовет собственных сограждан Владислав Пасиковский. Его поддержали самый именитый польский режиссер Анджей Вайда, создатель «Катыни», некие остальные представители культурной элиты. Но в целом реакция на кинофильм, который почти все польские кинозалы принципиально отказались показывать, во многом повторила его сюжет, вызвав волну националистических нападок в прессе и вебе. Правая «Газета Польска» охарактеризовала картину как «вредную для поляков». Аналитики констатируют феномен: евреи - при их блистательном отсутствии - стали объектом, но не субъектом этих дебатов.

В особенности досталось исполнителю роли Юзефа Калины - Мачею Штуру, отпрыску известного актера Ежи Штура, награжденному за эту роль призом польской киноакадемии. Популярный еженедельник «Впрост» расположил на обложке портрет Штура в обрамлении звезды Давида с заголовком «Мачей Штур напрашивается, чтоб его линчевали». Актера совместно с иными создателями кинофильма обвинили в «манипуляции историей ради коммерческого успеха» и в том, что он «выглядит на экране не как реальный польский крестьянин, как интеллектуал из романа Кафки».

Нужно огласить, крайнее не совершенно безосновательно, а финал, где герой примеривает на себя жребий Христа, сомнителен исходя из убеждений вкуса. Вообщем, до вкуса ли, когда идет речь о вещах, которые искусство воспроизвести бессильно. В данном случае оно только касается табуированной темы, метафорически представляя последствия катастрофы. Кинофильм, обернувшийся в России (кстати, копродюсера этого проекта) мирными «Колосками», в США назван сухо и абстрактно «Aftermath» («Последствия»), а по-польски именуется убийственно точно - «Стерня». Остатки кровавой жатвы.